Диляра Тасбулатова
Иванов (ударение на втором слоге, ИвАнов, так произносили до революции) знал ВСЕ существующие языки, живые и мёртвые. Как-то его сосед по переделкинской даче, поэт Олег Хлебников, чаевничая с великим антропологом и эрудитом (можно сказать – маниакальным эрудитом) решил подколоть его: мол, ну вот языка чукчей вы, Вячеслав Всеволодович, наверняка ведь не знаете?
- Почему? – ответил Иванов. – Я только что составил англо-алеутский словарь (!!!).
Поэт Хлебников был потрясен. Как говаривал Хармс, чуть со стула не свалился – хотя, будучи его соседом, знал Вячеслава Всеволодовича уже долгие годы.
Действительно, такой объем знаний, такой масштаб и ренессансный универсализм, причем не только в части эрудиции, но и мышления, понимания сложнейших мировоззренческих вопросов – всегда редкость. Не только нынче, но во все, думаю, времена. Такие люди, видимо, встречаются раз в триста-пятьсот лет, если не в тысячелетие: счастье, что он родился в России – и уж если говорить о «национальной гордости», то, видимо, стоит поминать таких, как Иванов.
Мне, кстати, посчастливилось видеть его живьем, за два года до его кончины (была удостоена чести быть приглашенной на его день рождения – хвастаюсь). Там, конечно (дело происходило в Переделкино, куда каждое лето из Лос-Анджелеса приезжал Иванов с женой Светланой) присутствовала вся научная и художественная элита страны, однако мне удалось «украсть» у великого человека минут десять. За эти десять минут я узнала одну удивительную вещь: скажем, Иванов знал о Вирасетакуле, румынской новой волне в кино, Зайдле и Триере, видел фильмы Остлунда и Дени Аркана. Поразительно: как правило, люди с академическим образованием, да еще такого масштаба, кино не то чтобы презирают, но остановились, скажем, на Бергмане. Ну или Брессоне и Кубрике.
То есть он был в полном смысле живым человеком, всем на свете интересующимся, и даже согласился, что «смерть кино», объявленная киноманами старой закалки, не то что не наступила, но никогда не наступит.
Что же касается «правила трех рукопожатий» (двух, трех, пяти), то мне в тот день сильно повезло: мне пожал руку тот, кому её пожимали Ахматова, Пастернак, Капица, Заболоцкий, Надежда Мандельштам, Шаламов, Сахаров…
(Это называется «вставить свои пять копеек»: типа мои встречи с Леонардо да Винчи - чем грешили и люди известные: «я и Карден», «я и Плисецкая». Или, как потешался Довлатов над неким Боголюбовым с его лже-воспоминаниями – «на перроне меня догнал изрядно запыхавшийся Шагал»).
Но речь не о том (врать не буду: Иванов не догонял меня на перроне). Так случилось (повторюсь, повезло, бывает же такое), что и за эти счастливые десять минут, и наблюдая Иванова в течение длинного августовского вечера, я поняла, что такое на деле, а не на словах, преемственность культуры. То, о чем у нас талдычат, не вкладывая в это никакого смысла, просто повторяя омертвевшие штампы, происходило прямо на моих изумленных глазах. Люди, старые и молодые, ученые и журналисты, режиссеры и просто милые дамы подходили к мэтру, мудрецу, ученому и он говорил со всеми с ними без снисходительности, не свысока и, что важно, не понижая высокого градуса (разговора, не чего-то другого).
На таких вот дачах (а в Москве – на кухнях) и сформировалась послевоенная культура России, выстрелившая потом, в шестидесятых, - десятками, если не сотнями, имен. Ибо, помимо книг и университетов, это была культура разговора, интеллектуального и, не побоюсь этого слова, возвышенного, в котором в конце концов и вызревала истина.
…Через месяц после того памятного дня рождения (Вячеславу Всеволодовичу тогда исполнилось 86 лет) Леонид Велехов, ведущий программы «Культ личностей» на радио «Свобода» сделал с ним интервью.
Мы предлагаем вам отрывки из него.
Об отце:
Я думаю, что он был очень молчаливым и замкнутым человеком. Он действительно крайне интересовался индийской религиозной философией, которую он изучал, в частности буддизмом. Я думаю, что буддизм его учил многому. И должен вам сказать, вне всякой мистики и того, как к ней можно относиться, но перед смертью он мне рассказывал свои сны, когда он лежал в Кремлевской больнице. Однажды, когда я пришел утром, он сказал, что ночью он разговаривал с Буддой. Будда ему-таки являлся. Степень напряженности его отношений с буддизмом была вполне личной. И буддизм ему позволял, с одной стороны, отвлечься от бытовых особенностей жизни и перенести отсутствие, вероятно, ценимой им популярности. Вместе с тем, я думаю, что это затрудняло для него включение в какую-то реальную жизнь.
… в момент, когда определяли, какие кому из писателей дать ордена, Сталин повторил (то есть сказал то, что говорил раньше – прим. редакции) эту формулировку: "Всеволод Иванов всё себе на уме". Он считал, что это хитрый такой, полувосточный человек. Внешность располагала: в отце казахской крови не очень много было, но несомненно, что монгольский разрез глаз был.
О гениальности:
Я думаю, что гений, в основном, устремлен к некоторым общечеловеческим ценностям, которые для него больше, чем преходящие. Гений как правило выше и больше своей эпохи. Но при этом, я думаю, что очень важная сторона гения – это возможность решения таких задач, которые другим людям кажутся просто невероятными. Мне как-то Капица-старший, Петр Леонидович, Нобелевский лауреат, с которым очень дружил мой отец, по наследству и я при огромной разнице в возрасте тоже могу сказать, что мы дружили с ним, рассказывал об одном своем споре с Эйнштейном. Тогда Капица делал первые свои интересные опыты у Резерфорда, в Англии. Эйнштейн его пригласил и убеждал сделать опыты по использованию магнитов в решении проблем сверхбольших энергий. Капица, будучи хорошим экспериментатором, спорил с великим теоретиком и говорил, что это неосуществимая вещь. Эйнштейн настаивал. Капица ему сказал: "А кто вам, вообще, сказал, что это возможно?" На что Эйнштейн ответил: "Бог мне сказал". И к концу жизни Капица, уже после немилости, когда ему пришлось продолжить работы в своем гараже, все-таки осуществил эти эксперименты. Они оказались возможными. Вот это очень интересно, что тут даже не так важно толкование этого слова "Бог", а важно то, что есть некоторый потолок, который существует для других людей и который можно преодолеть.
О Пастернаке:
Пастернак – это поэт, которому открылось, говоря его собственными словами, "радость существования". Именно радость! Замечено, это не только моя мысль, что многие крупные лирики отличаются меланхоличностью, склонностью к пессимизму. Пастернак – им противоположность. Его поэзия - это гимн жизни. Я думаю, для меня очень существенно было, что я достаточно рано с этой поэзией познакомился и испытал ее влияние.
Об Интернете:
То, что сейчас довольно успешно делает Google – это, конечно, продолжение того, что было начато у нас, в России. У нас была очень сильная кибернетика. Но ее ведь считали лженаукой. Потом я работал вместе с Бергом, создателем Совета по кибернетике. У нас было целое поколение, которое очень много интересного делало. Это немножко моложе меня люди. Многие из них были вынуждены уехать за границу, потому что общая ситуация науки в нашей стране все-таки оставалась достаточно тяжелой. Но и на не очень хорошей технике замечательные программисты рассчитывали полеты спутников! Тем не менее, технических трудностей на пути тех, кто занимался наукой, было слишком много...
О Гамбургском счете и России:
Колоссальная проблема, которая стоит перед Россией, заключается, процитирую Шкловского, в отсутствии гамбургского счета. В книге "Гамбургский счет" Виктор Шкловский описал, что все соревнования борцов на самом деле строятся на подкупе. Борцы получают большие деньги и заранее решают, кто победит. Нет настоящего соревнования, а есть соревнование денег. Для того, чтобы избежать этого, чтобы была реальная оценка, в Гамбурге есть какое-то место, где собираются все борцы, завешивают окна, чтобы никто не мешал, и происходят настоящие соревнования. Гамбургский счет – это счет без учета всех привходящих вещей. Шкловский говорил, что в литературе есть настоящий счет. Он тогда описывал место Булгакова и Бабеля в тогдашней литературе. Я думаю, что это все правильно, и правильно то, что старая Россия, включая даже Россию ранних времен Сталина, еще имела гамбургский счет. А дальше мы теряем гамбургский счет. У нас нет способа выделения действительно выдающихся реальных людей. Поэтому, к сожалению, очень бедный набор личностей в политике.
Свежие комментарии