Сегодня исполнилось 30 лет со дня убийства замечательного христианского просветителя, миссионера, богослова и публициста, протоиерея Александра Меня. За эти годы его убийц так и не нашли.
Православный священник, историк и писатель, иеромонах Иоанн (Джованни Гуайта) отозвался в своем блоге на эту годовщину:
«30 лет со дня мученической кончины отца Алексанра Меня...
В один из самых драматических моментов своей жизни‚ после трех месяцев заключения в Соловецком лагере‚ Павел Флоренский пишет жене: «Верчусь я целый день‚ с утра до поздней ночи‚ но не знаю‚ много ли из этого проку (…) Все какое-то здесь пустое‚ как будто во сне и даже не вполне уверен‚ что это действительно есть‚ а не видится как сновидение. Позавчера мне минуло 54 года. Конечно‚ этот день не был ничем отмечен‚ зачем мне отмечать его без вас? Пора подводить итоги жизни. Не знаю‚ каков будет суд‚ признает ли он что-нибудь. хорошее за мною‚ но сам скажу‚ что старался не делать плохого и злого‚ – и сознательно не делал. Просматривая свое сердце‚ могу сказать‚ что никакого нет у меня гнева и злобы». Положение заключенного поистине трагично; настолько‚ что он ошибается в расчете собственного возраста: 22 января 1935 г. ему в действительности минуло 53 года.
В этот грустный для соловецкого узника день рождения появился на свет Александр Мень. Он родился в Москве в еврейской семье. Его мать с ранней молодости тянулась к христианству, и после знакомства с некоторыми членами «Православной Катакомбной Церкви» у неё установилась с ними глубокая духовная связь. Она приняла крещение вместе с сыном, когда тому было несколько месяцев. Так маленький Алик стал расти в обстановке «Катакомбной Церкви», которую именно в те годы оросила кровь многих мучеников. Многочисленные нити связывали людей, окружавших его в детстве, с великой духовной традицией Оптинских старцев, со св. Иоанном Кронштадским и другими русскими святыми. В лоне этой общины – в то время, когда его сверстники штурмовали классику марксизма-ленинизма и «гениальные сочинения товарища Сталина» – юный Александр Мень открывал для себя Священное Писание и труды Отцов Церкви.
Опыт, пережитый в катакомбной Церкви, совершавшей таинство Евхаристии на частных квартирах и в деревенских избах, оставил глубокий след в душе о. Александра, этим опытом он вдохновлялся впоследствии, когда кропотливо создавал свою общину: он с самого начала привык видеть Церковь прежде всего как живую общину, а потом уже как место культа.
Его с детства интересовало священническое служение, но прежде, чем осуществить то, что – как оказалось в дальнейшем – было его призванием, он решил получить высшее образование по биологическому профилю. Он считал, что в стране «научного материализма» служитель Бога должен хорошо разбираться в науке и быть открытым для диалога. Прежде всего для диалога с собой, внутри себя, затем для диалога с культурой, со светской мыслью, с современностью. Но это ещё не всё. Наука и окружающая действительность были для него рычагами веры. «Природа была моим первым учебником богословия», – сказал он позднее. Он также говорил: «Я входил в лес или в палеонтологический музей, как входят в церковь». Блестяще сдав все выпускные экзамены, дипломник Мень был исключён из института незадолго до выдачи дипломов. Преподаватель марксизма-ленинизма считал его ненадежным, к тому же КГБ сообщил в деканат, что этот будущий биолог посещает церковь и оказывает ей помощь, что он поддерживает связь с епископом... В СССР человек, у которого всё ещё оставались религиозные предрассудки, не мог рассчитывать на то, чтобы стать учёным.
В 1958 г. Александр Мень был рукоположен в дьяконы в Москве и 1 сентября 1960 г. стал священником. Это было время десталинизации. Но если новая линия партии у многих представителей интеллигенции пробудила надежду на долгожданную свободу, то в отношении религии дело обстояло совсем иначе. Никита Хрущев, приказавший за двадцать лет построить в Советском Союзе коммунизм, в 1958 г. начинает агрессивную антирелигиозную кампанию: закрывается половина церквей, бóльшая часть семинарий и почти все монастыри. В государственной печати почти ежедневно нападают на Церковь и веру, назначается год, когда последний поп будет помещен в музей, а в 1961 г. Юрий Гагарин, вернувшись из космоса, рассказывает о том, что не нашел там следов Бога…
В те годы все Церкви в СССР становятся объектом новой волны преследований и ограничений; на этот раз, однако, борьба с религией принимает иные формы и ведется совершенно другими методами. Конечно, на заре 60-х годов, когда на повестке дня стояла «оттепель» и терпимость к инакомыслию, уже нельзя было возобновить расстрелы и депортацию; невозможно было и вернуться к старым методам борьбы, например, печатать карикатуры образца 20-х годов, на которых высмеивались толстые попы. Нужно было придумать что-то новое. Так, кампания против религиозных предрассудков приобретает отныне научную окраску: государственное издательское дело будет уделять много места публикациям, посвящённым атеизму; в сентябре 1959 г. основывается журнал «Наука и религия»; в борьбе с религией участвуют и другие многотиражные издания, такие, как «Знание – сила», «Наука и жизнь». В различных высших учебных заведениях наряду с кафедрами марксизма-ленинизма и диалектического материализма открываются кафедры научного атеизма.
Появляются законы, ограничивающие деятельность Церкви, а всемогущие государственные чиновники прибегают к самым немыслимым бюрократическим придиркам. Например, священник может служить только в одном приходе, многие культовые сооружения запрещается использовать по назначению по «причинам» санитарного характера, из соображений безопасности или в целях «сохранения художественного наследия» (после чего им спокойно дают превратиться в развалины); закрываются церкви, находящиеся вблизи школ, поскольку они посягают на атеистическое воспитание молодежи, закрываются храмы, которые посещает большое количество верующих, потому что они «создают помехи уличному движению», и так далее. Некоторых священников арестовывают как тунеядцев, паразитов на теле общества. Через средства массовой информации партия широко пропагандирует случаи вероотступничества.
В таких условиях и начал своё служение молодой о. Александр, с самого начала чётко проявилась его необычайная одарённость: он одновременно был прекрасным пастырем и глубоким ученым-интеллектуалом. В разных деревенских приходах Московской области, в которых ему приходилось служить, он основывал группы по изучению Священного Писания, приобщения к христианской жизни, добровольной службы помощи больным и пожилым людям; он устраивал встречи семей и молодёжи, организовывал детские праздники. Этот энергичный, открытый и образованный священник, который мог одинаково компетентно беседовать как о богословии, так и о литературе или кино, привлёк к себе многих представителей московской интеллигенции. Каждое воскресное утро всё большее число москвичей садилось в электричку и отбывало по направлению к деревенскому храму, где служил о. Александр. Он невольно стал духовным ориентиром для интеллигенции или, по словам литературоведа Сергея Аверинцева, «миссионером для племени интеллигентов». Александр Мень общался с Солженицыным, когда тот открывал для себя христианство, он крестил поэта Александра Галича, в числе его постоянных прихожан была Надежда Мандельштам, вдова поэта, перед ее смертью он совершил над ней таинство соборования. Он состоял в дружеских отношениях со знаменитой пианисткой Марией Юдиной (которая в прошлом поддерживала тесные контакты с Флоренским) и со многими деятелями искусства, литераторами, актёрами и режиссёрами.
В маленькой церкви в Новой Деревне, где о. Александр служил в течение двадцати лет, столичные интеллектуалы бок о бок с местными «бабушками» образовали необычную и живую христианскую общину, которая в гуще атеистического, агрессивно антирелигиозного общества на примере самóй своей жизни показывала, чтó такое Церковь. Каждый прихожанин был членом одной из малых групп, собиравшихся раз в неделю, чтобы читать Священное Писание, молиться, делиться духовным опытом. При помощи такой организации прихода Александру Меню удалось в разгар коммунизма воспитать целое поколение православных мирян. В лоне его общины родились произведения искусства религиозного содержания: литературные, поэтические и музыкальные, в том числе джазовые, а также спектакли. Вначале они ставились, читались и исполнялись втайне, на квартирах и дачах, а позднее, с наступлением «перестройки», стали известны широкой публике.
Отец Александр был неутомимым пастырем, не жалевшим ни сил, ни времени на заботу о своей общине. Он был постоянно, с самого рассвета, занят делами прихода: отпевание усопшего в Новой Деревне, тайное крещение в московской квартире, встреча группы, беседа с человеком‚ оказавшимся в затруднительном положении... И при этом он находил возможность заниматься научной деятельностью и литературным творчеством. Начиная с 60-х годов, он написал удивительно большое количество произведений: от многочисленных толкований Священного Писания, книг о Церкви и православном богослужении до руководства по изучению Ветхого Завета, предназначенного для богословских академий, от монументального Библиологического Словаря (изданного в Москве совсем недавно, через много лет после смерти автора, в трёх больших томах) до диафильма для детей, от жизнеописания Христа, которое пользовалось необычайным успехом, до книг о великих религиях. Ни одна книга Александра Меня не была издана в России при его жизни. Многие его труды сначала тайно передавались из рук в руки, переписанными от руки или отпечатанными на машинке, затем они были опубликованы на русском языке в Брюсселе под разными псевдонимами, проникали в Советский Союз по случайным каналам, провозились на дне чемоданов иностранцами, которые хотели помочь верующим в СССР. Некоторые сочинения отца Александра изданы посмертно‚ многое ещё находится на стадии публикации; отдельные книги переведены на другие языки.
В течение нескольких лет отец Александр создавал труд в шести томах, в котором прослеживается духовный путь человечества. Начинается это повествование с общих вопросов о науке и вере (I том, Истоки религии), и с того, как зародилось религиозное чувство в эпоху первобытной цивилизации (II том, Магизм и единобожие), продолжается рассказом о духовности Китая и Индии (III том, У врат молчания), следующая часть даёт представление о греческой философии, мифологии и трагедии (IV том, Дионис, Логос, Судьба), затем рассказ подходит к золотому периоду ветхозаветной религии и ее великих пророков (V том, Вестники Царства Божия), и, наконец, даёт обобщение духовного состояния древнего мира в период‚ предшествующий проповеди Иоанна Крестителя (VI том, На пороге Нового Завета).
Духовный путь человечества, очерченный в этой работе, как бы находит затем своё продолжение в евангельской истории, рассказанной в новой книге – жизнеописании Христа (Сын Человеческий), составленном на основе исторических источников, данных библейской археологии, экзегетики и герменевтики, но написанном в жанре романа. Это, безусловно, шедевр отца Александра, идеальное завершение и венец всего его творчества. Эта биография Иисуса сопровождала Александра Меня всю его жизнь: от первых задумок в возрасте четырнадцати лет, когда он набросал в тетрадке схему будущего произведения и сделал первые иллюстрации к нему, до издания и нескольких переизданий книги, до последних поправок, внесённых им в текст уже в год своей гибели. Эта книга помогла обрести веру тысячам советских людей. Её общий тираж на русском языке составляет уже более четырёх миллионов, и она постоянно переиздаётся.
Шеститомник Александра Меня, имеющий общий подзаголовок: «В поисках Пути, Истины и Жизни», говорит о том, что он воспринимает христианство не только как завершение Ветхого Завета и кульминацию иудаизма: в его понимании это цель всякого духовного устремления человека. Вся творческая активность, научные изыскания, жажда истины и красоты приводят человека к личности Иисуса Христа. Если, с одной стороны, такая концепция христианства делает Александра Меня духовным преемником Соловьёва, Флоренского и Булгакова, то с другой стороны – роднит его с западными мыслителями, такими как Тейяр де Шарден. Христос – конечная точка эволюции, ее «омега», но в то же время Он – начало нового времени, «альфа» Жизни. «Христианство только начинается», – повторял Александр Мень. А в эпилоге биографии Христа он пишет: «Столетия‚ минувшие с пасхального утра в Иудее‚ не более чем пролог к богочеловеческой полноте Церкви‚ начало того‚ что было обещано ей Иисусом. Новая жизнь дала только первые‚ подчас еще слабые ростки. Религия Благой Вести есть религия будущего».
Такое динамическое восприятие христианства означает, что христианин, хотя он и спроецирован в будущее, призван действовать hic et nunc, здесь и теперь‚ отдавать все силы построению Царства Божия. Этот труд – содействие творению Божию и, следовательно, это творчество, реализация собственных творческих способностей. Вот почему отца Александра Меня всегда окружали люди творческие. Для него Церковь – никоим образом не оплот обскурантизма, а идеальная среда, где таланты человека раскрываются и приносят плоды, где он полностью осуществляется как личность. Отсюда также положительный взгляд Меня на культуру и искусство, его нежелание слишком строго разделять «священное» и «мирское», его вера в Церковь, которой не нужна крепостная стена, отгораживающая её от мира.
Что касается дела его жизни, то, конечно же, Александр Мень – и как пастырь, и как мыслитель – считал, что оно состоит в провозглашении Евангелия всем людям. Исследователь по натуре, широко одарённый и энциклопедически эрудированный, он всегда старался не быть жертвой синдрома интеллектуала, замкнувшегося в своих познаниях, как в башне из слоновой кости. «Мой нынешний долг – замешивать чёрный хлеб на каждый день; а когда все будут сыты, вы приготовите пирожные», – говорил он своим ученикам.
Это осознание безотлагательности христианского свидетельства ещё больше обострилось в последние годы его жизни. Долгий период брежневского застоя завершился; несмотря на неопределённость и многие противоречия, положение верующих в СССР стало меняться к лучшему: эти изменения начались в 1988 г., накануне тысячелетия крещения Руси. И Александр Мень, едва увидев проблеск свободы, вышел на солнечный свет. Он стал первым православным священником, который переступил порог государственной школы, чтобы вести беседы о религии, он первым организовал постоянную добровольную службу помощи и духовной поддержки при детской больнице, первым основал Общедоступный Православный университет, открытый для всех...
В последние два года жизни, отец Александр всё чаще участвовал в открытых дебатах и конференциях. Месяцы, предшествовавшие его гибели, стали ярким заключительным фейерверком блистательных выступлений: Александра Меня несколько раз в неделю приглашали в кинотеатры, школы, университеты, на государственное радио. И на самой вершине этого апофеоза, 9 сентября 1990 г., в воскресенье, в пять часов утра, когда отец Александр отправился в церковь служить литургию, на его голову обрушился топор неизвестного убийцы.
После долгих лет расследования, несмотря на заинтересованность этим делом президента СССР Горбачёва и председателя Верховного Совета РСФСР Ельцина, несмотря на широкий общественный резонанс, который получило это убийство, и на давление со стороны интеллигенции, печати и различных международных авторитетных лиц, оно по сей день остаётся нераскрытым. Едва ли убийца Александра Меня будет когда-либо найден. Из всех выдвинутых версий наименее убедительная (но наиболее активно разрабатываемая различными следователями, сменявшими один другого) – та, согласно которой это убийство было случайностью, делом рук неуравновешенного человека. На самом деле отец Александр стал слишком неудобным, и в те годы, когда заговорили о гласности, не оставалось уже другого средства, кроме топора, чтобы заставить замолчать его голос.
Кто вложил топор в руку профессионального убийцы, чем он руководствовался, простым политическим расчётом, направленным на дестабилизацию ситуации, или желанием свести старые счёты, или антисемитизмом, или своего рода православным фундаментализмом или, что вероятнее всего, совокупностью всех этих факторов?
В действительности эти вопросы бесполезны‚ ибо подлинная причина гибели Александра Меня‚ также как и Павла Флоренского‚ и многочисленных других мучеников ХХ в. – это извечная ненависть мира к праведнику. «Устроим ковы праведнику, ибо он в тягость нам…Тяжело нам и смотреть на него, ибо жизнь его не похожа на жизнь других» (Прем. Сол. 2‚ 12-15)‚ говорят между собой нечестивые в книге Премудрости Соломона. В письме от 1937 г. из лагеря на Соловках Павел Флоренский дает свое объяснение этому явлению – учинить чудовищную расправу над праведником и гением. «Удел величия – страдание‚ – страдание от внешнего мира и страдание внутреннее‚ от себя самого. Так было‚ так есть и так будет (…) Ясно‚ свет устроен так‚ что давать миру можно не иначе‚ как расплачиваясь за это страданиями и гонением. Чем безкорыстнее дар‚ тем жестче гонения и тем суровее страдания. Таков закон жизни‚ основная аксиома её (…) За свой же дар величию приходится расплачиваться своей кровью. Общество же проявляет все старания‚ чтобы эти дары не были принесены».
Относительно Павла Флоренского и Александра Меня, можно с уверенностью сказать – хотя советская репрессивная система и сделала всё возможное, чтобы помешать им реализовать свою гениальность, отняв у них и саму жизнь, – им всё равно удалось передать этот дар, оставив неизгладимый след в истории духовности и культуры ХХ в...»
Свежие комментарии